— Да, сэр, о полном крахе в масштабах страны с катастрофическими последствиями, которые невозможно будет преодолеть. Любые записи, когда-либо запрограммированные в памяти компьютеров банками, страховыми компаниями, медицинскими учреждениями, гигантскими корпорациями, малыми предприятиями, супермаркетами и небольшими магазинами — этот список можно продолжать до бесконечности, — будут уничтожены, как и все хранимые научные и технические данные.

— Все диски, все ленты?

— В каждом доме и офисе, — сказал Джордан.

Керн продолжал смотреть на президента, чтобы еще больше усилить впечатление от своего мрачного комментария.

— Любая компьютерная электроника, в которой используется память, а к ней относятся системы зажигания и подачи топлива современных автомобилей, управление дизелями локомотивов, самолетные системы управления полетом, — все это перестанет функционировать. Для самолетов последствия будут особенно тяжелыми, потому что многие из них упадут на землю прежде, чем экипажам удастся перейти на ручное управление.

— И еще есть множество устройств, которыми мы пользуемся каждый день в быту, почти не замечая этого, — сказал Джордан, — которые также будут выведены из строя, например, микроволновые печи, видеомагнитофоны, охранные системы сигнализации. Мы так привыкли полагаться на компьютерную микроэлектронику, что никогда не задумывались над тем, насколько она уязвима.

Президент машинально схватил ручку и стал нервно постукивать ею по столу. Его лицо осунулось, выражение смятения появилось на нем.

— Я не могу допустить, чтобы это проклятье парализовало американский народ на многие годы, возможно, на десятилетия, — без околичностей заявил он. — Я должен серьезно рассмотреть удар, возможно, ядерный, по их арсеналу боеголовок и командному центру, откуда должна поступить команда на подрыв.

— Я рекомендую не делать этого, господин президент, — тихо, но убежденно сказал Джордан, — разве что в самом крайнем случае.

Президент посмотрел на него.

— А что ты предлагаешь, Рей?

— Установки Сумы не будут готовы к работе еще около недели. Попробуем разработать план проникновения в командный центр и разрушения его изнутри. Если это удастся сделать, это избавит вас от чудовищной бури возмущения и осуждения со стороны мирового сообщества за то, что будет рассматриваться как неспровоцированное нападение на дружественную страну.

Президент молчал, его лицо выражало глубокую задумчивость. Затем он медленно произнес:

— Вы правы, мне придется приводить оправдания, которым никто не поверит.

— Время на нашей стороне, пока никто, кроме группы МОГ и нас троих, не знает, что происходит, — продолжал Джордан.

— Это хорошо, — сказал Керн. — Если бы русским стало известно, что их территория заминирована десятками иностранных боеголовок, они не колебались бы ни минуты предпринять полномасштабное вторжение в Японию.

— А нам это не нужно, — тихо сказал президент.

— Тем более это не нужно невинным японцам, не имеющим ни малейшего представления о безумном заговоре Сумы, — сказал Джордан, забивая последний гвоздь.

Президент встал, давая понять, что совещание окончено.

— Четыре дня, джентльмены. В вашем распоряжении девяносто шесть часов.

Джордан и Керн обменялись сдержанными улыбками.

Нападение на Суму было спланировано еще до того, как они вошли в Овальный кабинет. Чтобы привести этот план в действие, оставалось лишь позвонить по телефону.

Глава 39

В четыре часа утра небольшая посадочная полоса на территории правительственного заповедника под Вудмором, штат Мэриленд, выглядела заброшенной. По краям узкой полоски асфальта не было посадочных огней. Единственным ориентиром для пилота, выполняющего ночное приземление, был треугольник синих ртутных ламп уличных фонарей, склонившихся над пересечением двух грунтовых дорог, указывающий южный конец посадочной полосы.

Затем тишину раннего утра нарушил свист турбин реактивного самолета, рассекающий неподвижный воздух. Вспыхнула пара автомобильных фар, осветившая центр посадочной полосы. Реактивный транспортный самолет «Гольфстрим», вдоль верхней части фюзеляжа которого тянулась надпись «КРУГОСВЕТНЫЕ АЭРОЛИНИИ», коснулся полосы и вырулил к стоявшему рядом с ней многоместному джипу.

Меньше чем через три минуты после того, как дверца пассажирского отсека открылась и два человека со своим багажом оказались на земле, самолет покатился к концу взлетной полосы и снова оторвался от земли. Когда гул турбин растаял в черном небе, адмирал Сэндекер пожал Руки Питту и Джиордино.

— Поздравляю, — тепло сказал он, — с чрезвычайно успешной операцией.

— Мы еще не слышали о результатах, — ответил Питт. — Удалось ли по фотографиям картины, которые передал Манкузо, идентифицировать какой-нибудь реально существующий остров?

— Прямо в точку, — ответил Сэндекер. — Оказалось, что этот остров был назван «Адзима» рыбаками после того, как один из них застрял на нем в начале шестнадцатого века. Но на картах он назывался «Сосеки». И, подобно многим географическим названиям, связанным с местным фольклором, наименование «Адзима» было затем утрачено.

— Где он находится? — спросил Джиордино.

— Примерно в шестидесяти километрах от берега к востоку от Эдо-Сити.

Лицо Питта вдруг омрачилось тревожным беспокойством.

— Что слышно про Лорен?

Сэндекер покачал головой.

— Только то, что они живы и спрятаны в каком-то потайном месте.

— И это все? — сказал Питт раздраженно. — Никакого расследования, никакой операции по их освобождению?

— Пока угроза, связанная с заминированными автомобилями, не будет устранена, у президента связаны руки.

— Кровать, — пробормотал Джиордино, ловко меняя тему разговора, чтобы Питт немного остыл. — Отнесите меня в мою кровать.

Питт кивнул головой в сторону маленького итальянца.

— Вы только посмотрите на него. Он не открывал глаз с тех пор, как мы покинули Германию.

— Вы хорошо провели время? — сказал Сэндекер. — Полет был приятным?

— Большую часть времени я спал. И, поскольку при полете на запад сдвиг часовых поясов работает в нашу пользу, я вполне выспался.

— Фрэнк Манкузо остается с произведениями искусства? — спросил Сэндекер.

Питт утвердительно кивнул.

— Как раз перед нашим отлетом он получил послание от Керна, приказывающее ему упаковать предметы из японского посольства и самолетом везти их в Токио.

— Дымовая завеса, чтобы умиротворить немцев, — улыбнулся Сэндекер. — Коллекция на самом деле отправится в запасник музея в Сан-Франциско. Когда наступит подходящий момент, президент преподнесет ее в дар японскому народу в качестве жеста доброй воли. — Он показал рукой на сиденья джипа. — Садитесь. Раз вы столь бодры и решительно настроены, я позволю вам самому вести машину.

— Вот и прекрасно, — с радостью согласился Питт. После того как они бросили свои сумки в багажное отделение, Питт сел за руль, пока адмирал и Джиордино влезали в джип с другой стороны. Сэндекер занял переднее пассажирское сиденье, а Джиордино заднее. Питт переключил трансмиссию уже работавшего двигателя и повел машину по неосвещенной дороге к выездным воротам, спрятанным в купе деревьев. Охранник в форме вышел из караульной будки, секунду всматривался внутрь джипа, затем отсалютовал Сэндекеру и махнул рукой в направлении ворот, ведущих на узкое пустынное шоссе, проходящее по сельской глуши.

Через три километра Питт свернул на автостраду, ведущую к столице, и повел джип в сторону огней Вашингтона. В эти ранние предрассветные часы движения на автостраде почти не было. Питт установил регулятор скорости на 110 километрах в час и спокойно уселся назад, пока большая машина с двумя ведущими осями катилась по бетону, почти не требуя его вмешательства.

Несколько минут они ехали в молчании. Сэндекер рассеянно глядел сквозь ветровое стекло. Питту не нужно было обладать большим воображением, чтобы догадаться, что адмирал не стал бы встречать их лично в такое время, не будь у него для того веских причин. У Сэндекера, как ни странно, не было во рту неизменной огромной гаванской сигары, и его руки были сложены на груди — верный знак внутреннего напряжения. Глаза адмирала напоминали кубики льда. Определенно какие-то невеселые мысли владели им.